Текст: Костя Митрошенков

Формат «истории одного года» хорошо знаком российской аудитории. Можно вспомнить программу «Намедни», которую уже более 20 лет ведет Леонид Парфенов. Другой пример — мультимедийные проекты Михаила Зыгаря «1917. Свободная история» и «1968.Digital», показывающие известные всем события с новой стороны. Но в последнее десятилетие история одного года стала еще и популярным жанром нон-фикшена.

Авторы «историй одного года» ставят перед собой почти невыполнимую задачу — реконструировать описываемый год и увидеть его глазами людей, живших в то время. В отличие от традиционных историков, они не столько изучают прошлое, сколько погружаются в него. Масштабные исторические явления и процессы здесь часто отходят на второй план, уступая место незначительным на первый взгляд происшествиям, индивидуальным переживаниям и курьезам — всему тому, из чего состоит повседневная жизнь людей во все времена. Благодаря этому истории одного года создают у читателей эффект присутствия: словно они действительно проживают тот год, о котором рассказывается в книге.

Такой способ разговора об истории позволяет сократить дистанцию, отделяющую прошлое от настоящего, и увидеть неочевидные связи между современностью и давно минувшими днями.

Вот четыре хороших примера книг — «историй одного года».

«В 1926 году. На острие времени»

Ханс Ульрих Гумбрехт


В 1997 году немецкий философ Ханс Ульрих Гумбрехт опубликовал книгу «В 1926 году. На острие времени». Эта новаторская работа, больше напоминающая экспериментальный роман, чем историческое исследование, стала одной из первых попыток написать историю одного года. В 2005 году книга была переведена на русский язык и вышла в издательстве «Новое литературное обозрение».

Во введении и заключении книги Гумбрехт объясняет, как родилась эта идея. Во второй половине XX века история перестала восприниматься как учительница жизни, а постмодернистская философия поставила под сомнение саму возможность познания прошлого. Но интерес к истории у широкой публики не исчез — напротив, все больше людей почувствовали потребность «непосредственно пережить прошлое», «потрогать» его и «попробовать на вкус». Поэтому Гумбрехт решил написать книгу, читая которую можно было бы погрузиться в давно исчезнувшие миры. Почему именно 1926-й? В этом году скончались бабушка и дедушка Гумбрехта, и автором двигало «неосуществимое желание… узнать, что занимало их мысли, увидеть их миры такими, какими видели их они».

Вместо того чтобы выстраивать линейное повествование, Гумбрехт создает своего рода энциклопедию 1926 года. Книга состоит из 51 короткой статьи о различных явлениях этого года, объединенных в три раздела: «Построения», «Коды» и «Крушение кодов». Гумбрехт рассказывает об американцах в Париже, барах, аэропланах, открытии гробницы Тутанхамона и много о чем еще. Статьи расположены в алфавитном порядке — по словам автора, между ними нет никакой иерархии: сообщение о кризисе Лиги Наций соседствует здесь с «Кремацией» и «Лифтами».

Гумбрехт скользит по событиям и явлениям 1926-го не анализируя, а просто фиксируя их. Материалом ему служат различные тексты, увидевшие свет в этом году. Здесь тоже нет никакой иерархии, в ход идет все, что попадется под руку автору: литературные произведения, философские сочинения и даже газетные заметки. Например, в статье «Бокс» Гумбрехт обращается к текстам Виктора Шкловского, Жана Кокто, Бертольда Брехта, Мартина Хайдеггера и анонимного автора американской газеты Chicago Tribune, который оскорбил киноактера Рудольфа Валентино и получил вызов на боксерский поединок.

Гумбрехт воссоздает широкий контекст, в котором находились все люди, жившие в 1926 году — будь то писатели, произведения которых до сих переиздают, или обычные журналисты, чьи имена давно позабыты. Конечно, подход Гумбрехта легко критиковать — всегда можно сказать, что какие-то важные явления 1926-го автор упустил, — но со своей задачей книга отлично справляется. Читая ее, легко забыть, что не живешь в 1926 году.


«1913. Лето целого века»

«1913. Что я на самом деле хотел сказать»

Флориан Иллиес


Спустя 15 лет после выхода книги Гумбрехта немецкий критик и писатель Флориан Иллиес предложил свою формулу истории одного года, принесшую ему коммерческий успех. В 2012 году Иллиес опубликовал книгу «1913. Лето целого века», которая стала бестселлером в Германии и была переведена на два десятка языков. Шесть лет спустя вышло продолжение — «1913. Что я на самом деле хотел сказать».

Иллиес создает хронику культурной жизни Европы и США в последний год перед Первой мировой войной. Главные герои его книги — все те, чьи имена приходят в голову при слове «модернизм»: Вирджиния Вулф, Томас Манн, Игорь Стравинский, Франц Кафка, Гертруда Стайн и многие другие. Находится здесь место и самым жестоким диктаторам XX века Иосифу Сталину и Адольфу Гитлеру, которые пока заняты совсем не диктаторскими делами. Созданный Иллиесом мир населяют исключительно люди, как принято говорить, оставившие след в истории, но их великие деяния уходят здесь на второй план.

Чем был занят Марсель Пруст в 1913 году? Если мы откроем «Википедию», то узнаем, что в этом году писатель закончил первую часть романа «В поисках утраченного времени» и с большим трудом нашел для нее издателя. Обо всем этом Иллиес добросовестно сообщает, но куда больше его интересует романтические приключения Пруста, который влюбился в своего шофера и решил «убедить его в преимуществах гомосексуальности».

Иллиес, как и Гумбрехт, размывает грань между прошлым и настоящим, но делает это несколько иначе. Как мы сейчас знаем, в 1913 году человечество стояло на пороге разрушительной войны и череды революций, но в книгах Иллиеса нет ни намека на грядущие события. Австрийский император Франц Иосиф, чья империя через пять лет исчезнет с карты Европы, больше озабочен обеденным меню, чем внешнеполитическими делами. Роза Люксембург, которая будет убита во время Ноябрьской революции в Германии, осуществляет свою юношескую мечту — начинает собирать гербарий.

Герои Иллиеса кажутся удивительно близорукими, но это и делает их близкими и понятными читателю. Оказывается, что те, кого мы привыкли встречать на страницах энциклопедий и исторических сочинений, во многом походили на нас самих — так же влюблялись, страдали, занимались глупостями и совсем не понимали, в какое время живут. Профессиональные историки скажут, что ничего универсального нет и даже любовь в разные эпохи разная, но Иллиес стремится убедить нас в обратном.


«Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв»

Даниэль Шёнпфлуг


Успех «1913» превратил историю одного года из экспериментального во вполне привычный жанр исторического нон-фикшена. У Иллиеса оказалось несколько последователей, в том числе немецкий историк Даниэль Шёнпфлуг, написавший книгу «Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв» (2017).

На первый взгляд кажется, что между книгами Иллиеса и Шёнфлуга много общего. Оба авторы выбирают «рубежные» годы, связанные в одном случае с началом Первой мировой войны, а в другом — с ее завершением. Но если Иллиес словно изымает 1913-й из линейного хода истории, то для Шёнпфлуга 1918-й приобретают определяющее значение именно в свете последовавших за ним событий. Автор чередует микро- и макроуровень, демонстрируя, как поворотные исторические события меняют судьбы не только стран и обществ, но и отдельных людей. История, которую он рассказывает, — одновременно частная и всеобщая.

Точкой отсчета для Шёнпфлуга становится 11 ноября 1918 года — день, когда было подписано Компьенское перемирие, положившее конец боевым действиям Первой мировой войны. Этот момент, считает автор, соединил судьбы миллионов людей, разбросанных по всей планете — кронпринца Вильгельма Прусского, американского офицера Гарри С. Трумэна, композитора Арнольда Шёнберга, журналистки Луизы Вайс и еще двух десятков персонажей книги, к личным свидетельствам которых обращается Шёнпфлуг. Одни радуются долгожданному перемирию, а другие опаской думают о будущем, но все понимают, что на их глазах рушится старый и рождается новый мир: «Редко история представала столь открытой, столь полномасштабной, столь зависимой от рук человека. <…> Карусель возможностей кружилась до того быстро, что у многих современников закружилась голова».

Но большинству надежд этого времени не суждено было сбыться. Версальский мирный договор, подписанный в июне 1919 года, не спасет мир от новой, еще более ужасной войны. Гарри Трумэн после войны откроет магазин мужской одежды и разорится в годы Великой депрессии. Луиза Вайс разочаруется в послевоенном устройстве Европы и потеряет возлюбленного в авиакатастрофе. В финальной сцене мы видим, как Рудольф Гесс, будущий личный секретарь Гитлера, убивает своего товарища, заподозрив его в предательстве. Шёнпфлуг не случайно выбрал комету в качестве центрального образа своей книги — с древних времен она считается символом не только больших перемен, но и грядущих катастроф.


«1947. Год, в который все началось»

Элисабет Осбринк


Если говорить о книгах, похожих на «Время кометы» Шёнпфлуга, то стоит назвать «1947. Год, в который все началось» (2016) шведской писательницы и журналистки Элисабет Осбринк. Среди общего у них не только интерес к последствиям мировых войн, но и способ построения текста, в котором события, попавшие в учебники истории, чередуются с частными и, казалось бы, незначительными происшествиями.

Итак, на дворе 1947-й. Вторая мировая война завершилась чуть больше года назад, «уцелевшие только-только начали считать своих мертвецов». Мы перемещаемся из одной точки света в другую и наблюдаем за тем, как персонажи книги, среди которых Симона де Бовуар, шведский фашист Пер Энгдаль и еврейский мальчик Йосеф, пытаются найти свое место в послевоенном мире. Через их истории Осбринк рассказывает историю года, «в который все началось»: комиссия ООН под руководством Элеоноры Рузвельт разработала Всеобщую декларацию прав человека, еврейские беженцы начали переселяться в Палестину, мировая общественность узнала о реальных масштабах преступлений нацистов, а понятие «геноцид» стало юридическим термином.

Осбринк подает информацию сдержанно и даже несколько отстраненно — словно хроникер, который фиксирует факты, избегая их интерпретации. Но парадоксальным образом «1947. Год, в который все началось» оказывается самой личной из всех книг в нашем списке. На середине книги выясняется, что мальчик Йосеф — это отец самой Осбринк. В 1947 году он вместе с другими еврейскими детьми должен был отправиться в Палестину, но в итоге вернулся с матерью в Будапешт, где жил во время войны.

Во вставной автофикциональной главе «Дни смерти» Осбринк рассказывает историю своих родных, ставших жертвами холокоста, и объясняет, почему для книги она выбрала именно этот год: «Я пытаюсь собрать из осколков 1947 год. Безумная затея, но то время не дает мне покоя». На последних страницах писательница добавляет: «Я собираю самое себя. Собираю не время, а себя и разбитую боль, которая все усиливается. Боль от насилия, стыд за насилие, боль от стыда».

Автор благодарит Галину Орлову за помощь в подготовке материала.