Материал не предназначен для лиц младше 18 лет.

В августе в издательстве Popcorn Books вышло продолжение нашумевшего романа «Лето в пионерском галстуке» Катерины Сильвановой и Елены Малисовой — «О чем молчит Ласточка». Первый роман рассказывает о пионере Юре и его вожатом Володе, которые встречаются в 1986 году в летнем лагере и влюбляются друг в друга. Сюжет нового текста разворачивается уже в 2006 и 2007 годах, когда выросшие Юра и Володя встречаются вновь.

Публикация «Лета в пионерском лагере» — большое событие для российской издательской индустрии. На данный момент продано более 200 тысяч экземпляров, а текст сразу обратил на себя внимание фанатов янг-эдалта и фанфикшн-литературы. Правда, запомнился он не только этим — на книгу начались настоящие гонения. «Пропаганду ЛГБТ» в романе увидели писатель Захар Прилепин и режиссер Никита Михалков. Общественная деятельница Екатерина Мизулина (дочь той самой Елены Мизулиной) увидела в книге реабилитацию нацизма, члены «Справедливой России» собирались выкупить и сжечь экземпляры текста, а депутат «Единой России» Александр Хинштейн хочет ужесточить законопроект о «пропаганде ЛГБТ», считая, что книги вроде «ЛВПГ» в обход уже существующего законодательства транслируют детям неправильные ценности.

За всей этой шумихой теряется интерес к Катерине Сильвановой и Елене Малисовой как авторкам, которые, используя паттерны жанровой литературы, создают необыкновенно точные и пронзительные тексты о травме, конверсионной терапии, насилии и зависимости. О мотивах, которые затронули писательницы, а также о связи языка, которым написана книга, с политической ситуацией в России рассказывает Аня Кузнецова.

Селфхарм, насилие и гомофобия как главные линии романа

Если в «ЛВПГ» события показаны глазами пионера Юры, то в «ОЧМЛ» сюжет строится вокруг истории Володи — его вожатого. В «ОЧМЛ» Володе 38 лет, он управляет строительной фирмой, доставшейся в наследство от отца, живет в доме с собакой Гердой рядом с бывшим пионерлагерем «Ласточка». Двадцать лет разлуки с Юрой Володе дались непросто. Он прошел через конверсионную терапию, во время которой психиатр показывал фотографии мужчин и вызывал рвоту, чтобы вылечить героя от гомосексуальности. Володя женился на нелюбимой девушке, после развода вступил в абьюзивные отношения с Игорем — женатым мужчиной, который истязал его и подсадил на сильное снотворное. Эмоциональную боль Володя перебивал физической: подставлял руки под кипяток и просил Игоря избивать себя ремнем до кровоподтеков.

В отличие от Володи, Юра жил в более дружелюбной среде: стал музыкантом, переехал в Берлин, попал в гей-квартал, где познакомился с гей-активистами и психологами, занимающимися проблемами ЛГБТ-людей. И хотя родители не приняли гомосексуальность сына, а немецкое правительство на тот момент запрещало однополые браки, Юре не приходилось тщательно скрываться — его поддерживали друзья и коллеги.

Герои встречаются снова после того, как Юра приезжает в Харьков давать концерт, однако найти общий язык могут не сразу. Контролирующий Володя, переживающий за безопасность Юры, пытался скрыть его от гомофобного постсоветского общества, в котором на возлюбленного косо смотрели за сережку в ухе и яркую одежду. Юра, столкнувшийся с творческим кризисом, переросшим в депрессию и алкоголизм, злился на Володю за контролирующее поведение и за то, что тот причинял себе вред. На это наложилась ревность героев и непонимание, как строить отношения спустя 20 лет.

Связь «ОЧМЛ» с каноном литературы о травме

Поднимая темы гомофобии, ментальных расстройств и насилия, Катерина Сильванова и Елена Малисова создают роман, который можно отнести к литературе травмы. Литературоведка Катерина Тарасюк пишет, что главная черта таких текстов — возвращение к пережитому тяжелому опыту и его осмысление. Вспомним текст Мэгги Нельсон «Красные части» о тете писательницы, которую убили, а виновника так и не нашли, «Мою темную Ванессу» Кейт Элизабет Расселл о насилии школьного учителя над несовершеннолетней ученицей, «Событие» Анни Эрно о прерывании беременности во Франции 60-х, когда аборты были запрещены. Все эти тексты, описывающие современную авторкам или их героиням реальность, постоянно отсылают к событиям травматичного прошлого. Так происходит и в «ОЧМЛ»: в тексте часто возникают флешбэки, которые работают как триггер и напоминают о пережитой героями травме. Чаще всего это происходит с Володей: вспоминая встречи с психиатром и расставание с Юрой, он физически вредит себе. С ретравматизацией сталкивается и Юра: переехав к Володе в Харьков, он не чувствует себя свободным, не может работать и начинает выпивать.

Важная черта текстов о травме — работа с прошлым, которая позволяет разобраться, что же произошло и как с этим жить. Говоря языком драматургии, конфликт в таких текстах — это столкновение с травмой, а работа с ней и принятие собственного опыта — развязка сюжета. В «ОЧМЛ» конфликт заключается в столкновении героев с прошлым: да, Юра и Володя приняли свою сексуальность, однако ее не принимает общество, и встреча отбрасывает их назад — к отношениям, которые приходится скрывать, и к травматичному расставанию. Постепенно, с помощью психотерапии и долгих разговоров им удается преодолеть конфликт внутри себя и друг с другом.

Музыка как одна из главных линий романа, двигающих сюжет

Творческий кризис, вызванный тем, что у Юры не получается писать треки, провоцирует алкоголизм и становится причиной ссоры героев. Сам Юра говорит: «Музыка рассказывает его [сюжет] в той же степени, что и визуальный ряд. И даже больше — музыка его предсказывает». В этих словах — ключ к пониманию роли музыке в романе: ее описания символизируют присутствие всего хорошего в тексте, а ее исчезновение указывает на проблемы.

Музыка в «ОЧМЛ» обретает подобие субъектности: она меняется, влияет на развитие сюжета, задает настроение сценам. При этом музыка одновременно является продолжение личности Юры, который говорит: «Музыка не просто важна для меня, она — это и есть я сам». Создавая треки, герой делает художественный слепок своего опыта и опыта своего возлюбленного.

Такое нарочито прямое использование собственного опыта в искусстве имеет черты автофикшна. Только автором автофикшна тут являются не Сильванова и Малисова, а сам Юра — он пишет музыку, опираясь на пережитый опыт, но не вдохновляясь им, а буквально рассказывая историю своей любви.

Кринж и травма: зачем авторки мешают серьезную литературу и жанровый язык

Если опустить гомофобные рецензии, «ЛВПГ» критиковали за язык: авторок судили за клише, избитые метафоры и прямолинейный символизм. Действительно, Катерина Сильванова и Елена Малисова открыто используют язык фанфикшна в обоих романах. Это видно в сценах секса и описаниях телесности: эякуляцию называют «легким приятным спазмом», ягодицы — «мягким округлым местом», обрезание — «тюнингом». Внутренняя открытость напрямую сравнивается с наготой героев, а прилет ласточки в дом Володи символизирует скорую встречу с Юрой.

Однако такая критика «ЛВПГ» и «ОЧМЛ» кажется если не неправильной, то поверхностной. Чтобы понять, почему авторки используют примитивный язык в своих романах, можно посмотреть на эти тексты через эстетику кринжа. В российском, да и в зарубежном литературоведении почти никогда не прибегают к этому способу анализа текстов, а само словно «кринж» обрастает негативными коннотациями. Поэтому для простоты можно понимать кринж как частный случай того, что Сьюзен Сонтаг называла «кэмпом» — «чувствительностью, которая среди прочего обращает серьезное во фривольное».

Эстетика кринжа важна для понимания фанфикшн-литературы, из которой вышли «ЛВПГ» и «ОЧМЛ» (впервые тексты были опубликованы на самиздат-платформе в фандоме Original, то есть авторки самостоятельно разработали мир романа без опоры на уже существующие вселенные). Язык, который используют Катерина Сильванова и Елена Малисова, характерен для самиздат-платформ, это признак жанра. Язык кринжа — якорь, за который цепляется лояльная фанфикшну аудитория.

Но вот что интересно: используя жанровые эстетику и язык, понятные массовой аудитории, авторки пишут текст о памяти и травме, о творчестве и поиске идентичности с продуманной мотивной системой. Чтобы понять, как и почему в «ОЧМЛ» смешиваются форма и содержание, присущие разным литературным жанрам, стоит вспомнить литературное поле США первой половины XX века.

В 1928 году Рэдклифф Холл выпустила роман «Колодец одиночества», главная героиня которого, как и сама Холл, — лесбиянка. Единственная во всей книге отсылка к сексуальным отношениям заключена во фразе «и в ту ночь они были нераздельны». Тем не менее суд счел книгу непристойной, поскольку та якобы демонстрировала неестественную для женщин практику. А редактор газеты Sunday Express Джеймс Дуглас написал: «Я бы предпочел лучше дать здоровому мальчику или девочке пузырек с синильной кислотой, чем этот роман».

Американские писатели и писательницы понимали, что тексты об однополых отношениях не допустят к публикации. Единственной возможностью было представить гомосексуальность как трагедию — тогда издатели пропускали тексты. Так, в XX веке началась эра гомосексуального бульварного чтива. В рамках этого жанра ЛГБТ-романы заканчивались либо гетеронормативным браком, либо смертью героев. А сами книги печатались на некачественной бумаге с мягкой обложкой и продавались в аптеках и на автовокзалах. Такая литература не пользовалась уважением у критиков. Но и цензурировалась она не так внимательно, как высокая литература, а потому гомосексуальные темы допускались. Но, несмотря на запреты, читатели любили произведения с ЛГБТ-тематикой, о чем говорят огромные тиражи.

История американского бульварного чтива напоминает то, что происходит в русскоязычном литературном поле сегодня. И американская ЛГБТ-литература начала XX века, и аналогичные современные тексты, написанные в России, существуют в пространстве жанра и имеют свои отличительные черты. В американском контексте это трагичный конец и некачественные публикации. В России все немного иначе: да, авторкам «ОЧМЛ» не приходится убивать своих героев в сюжете, однако существование подобных текстов на бумаге под угрозой. До появления Popcorn Books российский янг-эдалт с ЛГБТ-тематикой существовал только онлайн в самиздате. Пускай нельзя утверждать, что авторки «ЛВПГ» и «ОЧМЛ» специально использовали жанровый язык, однако именно он позволил донести сложные темы до массового читателя в виде бумажной книги.

Анализ контекста, в котором издаются книги Катерины Сильвановой и Елены Малисовой, помогает лучше понять их романы. Попытка задушить неконвенциональные тексты приводит к замалчиванию, вымыванию важных работ из истории литературы. Так уже было с женской литературой — об этом писала Урсула Ле Гуин в своем эссе «Исчезающие бабушки». Среди методов вымывания женских имен писательница выделяла клевету, то есть прямое оскорбление авторок и их текстов. Однако Ле Гуин делает оговорку: «Некогда откровенное и нескрываемое очернение женского письма сейчас редко выливается в женоненавистничество». И если тексты, написанные женщинами, постепенно возвращаются в литканон, то ЛГБТ-авторы все еще находятся под ударом.

Фотографии: обложка, 1 – popcornbooks, 2, 3 — no-kidding, 4 –Sindbad, 5 — Penguin Books Australia